Я отложил уже вымазанный сладкой смесью блинчик и подозрительно уставился на язву. Ну, давай, напарник, объясняй строгому отцу, как ты ухитряешься с ней видеться?
— Ну, ты же сам сказал, что она имеет право выбора, — ничуть не смутившись, объявил парень.
— Но я говорил о будущем! — резонно замечаю, бдительно разглядывая ловкого нахала.
Вот чувствует мое сердце, не без выгоды он поселился именно в самой дальней и самой маленькой комнатке, когда переезжал на второй этаж.
— Джиль… — оглянувшись на Тошипа, увлеченно скребущего на кухонном крыльце огромную сковороду, доверительно наклонился ко мне язва: — Она уже сделала свой выбор. Просто нужно время… чтобы это понял ее брат.
— Рудо… — неожиданно я и впрямь почувствовал себя… ну не совсем отцом, но ближайшим родичем, обязанным думать о чести юной девушки. — Ты что…
Я возмущенно замолчал, не зная, как выразить в словах свое подозрение, но Рудо понял меня и без слов.
— Как ты мог подумать! — всерьез рассердился он. — Я все время рядом с тобой нахожусь!
Ну да, а если бы не находился… — продолжил я в уме его слова, то вполне бы мог. Ну, так я сделаю все, чтобы ты всегда был у меня на глазах.
— Джиль, — вздохнул язва, — ты не о том думаешь. Тахар ушел в калитку рано утром, сказав Нирату, что идет проверить животных. Но в загончиках его не видели, я только что оттуда. А Лайли мне ничего не говорила, она передала записку. Вот, смотри.
«Рудо, я волнуюсь за Тахара. Он вчера хотел со мной поговорить, но служанки не пустили, пока не вернется отец. Ночью мне послышался из сада его голос, но эти тетки следят за мной как за узницей. Узнай, что хотел сказать Тахар и сообщи мне. И что-нибудь придумай, чтобы я могла видеться с вами. Долго я так не выдержу». — Вот что было нацарапано на клочке бумажки.
Ох, Всеслышащий! Ну конечно же девчонке, некоторое время пожившей свободной жизнью разбойницы, домашний женский рай покажется хуже тюрьмы. Вот только почему я заранее об этом не подумал?
Потому что сам привык приспосабливаться к чужим личинам и правилам, подстраиваться под чужие законы. Но на обучение этому ушли годы, и делаю я это по своей доброй воле, защищая собственные принципы. Сурово отвечаю себе на свой вопрос и немедленно начинаю действовать.
— Позови сюда самую строгую из этих теток! — командую язве, и он вихрем срывается с места.
Так быстро, что даже вошедший на кухню с черного входа Тошип вытаращил в изумлении глаза и едва не уронил себе на ноги тяжеленную сковороду. Кстати, а разве в этом доме нет специальной комнаты для еды?
— Тошип, а где тут столовая? — Мне кажется или мой вопрос действительно обрадовал повара?
Ну конечно, ему мешает работать путающаяся под ногами куча господ.
— Я покажу, — заторопился он.
И действительно показал отличную просторную комнату, словно невидимой стеной разгороженную на две зоны. В одной из которых стоял буфет, узкий диван, обеденный стол и стулья. Зато во второй части, сплошь застеленной мягкими коврами, только низенький переносной столик и куча подушек, живописно разбросанных по ковру. Да вдоль торцевой стены стопки разноцветных одеял, ковриков и узких подстилок, на которых так удобно лежать возле этого самого столика.
— Принеси сюда завтрак на троих, — командую повару и, немного подумав, усаживаюсь за большой стол.
Наверное, будет правильным показать рьяно настроенным служанкам, что я не особый поборник национальных обычаев.
— Вы звали меня, господин? — почтительно обращается ко мне вошедшая женщина.
— Да, — важно киваю я. — Как твое имя?
— Хатина.
— Так вот, Хатина, — строго смотрю на опустившую глаза служанку, — я не из этого города и придерживаюсь обычаев своей родины. Моя дочь будет каждый день завтракать, обедать и ужинать в этой комнате со мной или с кем-то из моих родственников. Иди приведи ее.
Разумеется, этого ничтожно мало для привыкшей к другой жизни Лайли, но зато просто невероятная свобода по местным меркам. Служанка молча повернулась и вышла, но ее оскорбленно выпрямленная спина была красноречивее любых речей.
Через несколько минут в столовую вошла до глаз замотанная в читэру Лайли, сопровождаемая все той же служанкой.
Девушка благовоспитанно прошла к столу и молча присела на краешек стула, а Хатина гордо остановилась у двери с явным намерением не сойти с этого места до конца завтрака.
Рудо, принесший вместе с поваром подносы с едой, незаметно состроил мне недовольную рожу, значение которой не понял бы только слепой. Ну, тут уж я был с ним вполне солидарен. Нельзя позволять этой тетке сесть на шею, снять ее оттуда мы уже не сможем.
— Спасибо, Хатина, можешь идти отдыхать, — кивнул я надзирательнице Лайли. — Я сам провожу дочку в ее комнаты.
— Но, господин… — возмущенно начала было служанка, однако, наткнувшись на мой холодный взгляд, недовольно поджала губы и нарочито медленно выплыла из комнаты.
— Где Тахар? — едва повар вышел из столовой, выпалила Лайли, скидывая с головы читэру.
— Ушел куда-то рано утром, — не стал я придумывать разные хитрости. — Мы думали, что он посоветовался с тобой.
— Разве эти… — она сердито оглянулась на дверь, — дадут поговорить? Я уже задыхаюсь от их правил!
— Вот увезу тебя в степь, птичка моя, там делай что хочешь. — Голос придвинувшегося ближе к девушке язвы необычайно тих и нежен. — А здесь придется потерпеть. Иначе Джилю придется бить каждую морду, которая будет шипеть гадости о его дочери.