И как они вообще могут быть связаны, эти странные события — пропажа помощника Джуса, охранники хана в башне и смерть продажной женщины из второсортной гостиницы?
Мне нужно отдохнуть и хорошенько обо всем поразмыслить, но ночевать в чулане я уже раздумал.
Спросив у поваренка, где здесь можно сполоснуть руки, выхожу в комнатку, где девушка-подросток полощет в большом чане с мутной водой грязные миски.
— Тут есть туалет, деточка? — старческим голосом поинтересовался я, споласкивая в жирной воде кончики пальцев.
— Вон через ту дверь во двор! — не поднимая глаз от груды грязной посуды, мотнула она головой.
Через полчаса, преодолев пару высоких заборов и привычным способом избавившись от приметной читэру, бреду по узкой улочке вдоль глиняных дувалов, за которыми скрываются домики небогатых жителей.
Постоялый двор узнается издали по гомону обедающих под открытым небом посетителей, звяканью кружек и густым запахам дыма и конского навоза. Вот здесь и заночую, а утром попробую что-нибудь придумать, сворачивая к освещенному квадрату широко распахнутых дверей, решил я.
— Послушай, парень, не хочешь подработать? — Узкие бесстрастные глаза изучают меня из-под белоснежной чалмы, концы которой плащом спадают на худощавую спину.
— А что нужно делать? — осторожно интересуюсь я.
Хаинны каждую осень приезжают в Дильшар торговать и развлекаться. Причем развлекаются так ретиво, чтобы потом воспоминаний хватило на весь следующий год.
Потому что в маленьких поселках, где живет полукочевое племя пустынников — хаиннов, царят очень жесткие патриархальные законы, свято поддерживаемые старейшинами. Да и эти парни в белых чалмах, когда придет их очередь пить кумыз в войлочных кибитках и вспоминать молодость, превратятся в столь же истовых поборников старинных законов.
— Нужно охранять наш покой. Мы сняли дом и хотим отдохнуть, — не договаривая и половины правды, коротко объясняет хаинн.
Впрочем, я и сам понимаю, что в снятом на пару дней особняке они будут предаваться вовсе не философским размышлениям о смысле жизни. Для этого им хватает времени, когда хаинны целыми днями не вылезают из седла, мягко покачиваясь на неспешном верблюде, обходящем по кругу пасущееся стадо.
— Я буду охранять один?
— Нет, ты будешь старшим и наймешь еще трех-четырех человек.
— Я никогда не был старшим, — уже сказав, понимаю, что поторопился.
— Ничего, у тебя получится. — Непонятная улыбка змеей скользнула по губам пустынника и пропала, словно почудилась.
— Сколько дней?
— Четыре-пять.
Понятно, пока не кончатся деньги, которые они отложили на это мероприятие.
— Сколько я получу?
— Четыре квадрата в день тебе и по три помощникам.
— Тридцать квадратов мне за все дни и по двадцать троим помощникам. И деньги вперед.
— Хоп! — кивнул хаинн и бросил на стол кошелек. — Тут половина. Остальное получишь, когда приведешь людей.
— Куда?
Он объяснил, как пройти к нанятому ими дому, и спокойно вышел из чайханы. Вот и начинает налаживаться новая жизнь, едко ухмыляюсь, допивая свою джарму. За последние два дня я намотал на свои бедные ноги такие километры пути и перелез через такое количество заборов, что уже давно сбился со счету. Однако, несмотря на все усилия, не продвинулся за эти дни ни на шаг ни в розысках Шинера, ни в поисках выхода из ситуации.
И каждый раз возвращаюсь ночевать на этот постоялый двор. Он удобно расположен и так часто меняет посетителей, что более безопасного места найти все равно бы не удалось.
Разумеется, можно было присоединиться к уходящему в королевство каравану, но мне безумно жаль свою пятую точку опоры. Почти месяц не слезать с лошади далеко не самое приятное времяпровождение. А если к этому прибавить пыль, слепней, комаров, ночевки на жестких камнях и болотных кочках, змей, тарантулов, полусырую пригорелую кашу по вечерам… и еще десятка три подобных радостей…
Нет, я никогда не любил себя так мало, чтобы позволить родному организму перенести все эти лишения.
К тому же я твердо знал — одного меня в беде не оставят. Как только в новых правилах пользования башнями переноса, которые уже на второй день вывесили по городу, появится хоть малейшая лазейка, за мной придут. Возможно, через неделю или две, а может, и через месяц. И я не должен быть в этот момент слишком далеко. А этот постоялый двор располагался на таком расстоянии от башни, что позволял поймать призыв моего амулета. Поэтому все мои проблемы пока сводились к поиску источника существования, на оставшиеся деньги даже в этом, относительно дешевом пристанище, долго мне не прожить.
Охранников себе в помощь я присмотрел, не сходя с места. Троих парней, прибывших с караваном и заказывающих себе самую дешевую пищу, приметил еще в первое утро. Они были хмуры и осторожны, а один бледен и худ так, словно недавно перенес тяжелое ранение. И двое других обращались с ним очень бережно и заботливо, стараясь подсунуть самые лучшие кусочки из того немногого, что у них было.
— Спроси у тех парней, они не разрешат мне угостить их? — шепнул я парнишке, разносящему джарму.
Через минуту, получив это предложение, дружная троица уставилась на меня такими подозрительными взглядами, что любой другой начал бы всерьез опасаться за свою жизнь. Но только не я. Несколько раз понаблюдав за ними, я мог почти с уверенностью сказать, что ни бандитами, ни жуликами парни не были. Зато умели обращаться с оружием и обладали, судя по бдительным взглядам, всеми качествами, необходимыми охранникам.